Жизнь этого парня  - Тобиас Вулф

– Нет, ты не захочешь жить со стариком прямо сейчас, поверь мне.

Джеффри сказал, что у него есть другая идея, которую он планировал изложить в следующем письме. Он спросил меня, какая школа в Чинуке. Когда я сказал ему, что хожу в школу за сорок миль от дома в Конкрит, он переспросил:

– Куда?

– Конкрит.

– Конкрит. Боже правый. Чему там тебя учат?

Я перечислил свои предметы. Музыка, труд, алгебра, физкультура, английский, обществознание и вождение. Джеффри издал звук отчаяния. Когда он спросил о моих оценках, я сказал, что получаю сплошные пятерки.

– Это хорошо, – сказал он. – Это дает нам возможность двигаться дальше. Ты, очевидно, справляешься лучше всех, и это именно то, что нужно.

Потом он рассказал мне, что это была за идея. Его прежняя подготовительная школа, Чоут, каждый год назначает какое-то количество стипендий. Если взять во внимание, что я получаю только пятерки, то у меня есть шанс получить стипендию. Вероятность не так уж велика, но почему бы не попробовать? Мне следовало бы также подать заявку в Дирфилд, куда одно время ходил наш отец, и в Сант-Пол. Возможно, куда-то еще. Он сказал, что в этих школах любят спортсменов, помешанных на своем деле. Не спортсмен ли я?

Я ответил, что занимаюсь плаванием.

– Хорошо, они обожают пловцов. Ты плаваешь за школу?

– У школы нет своей команды. Я плаваю за скаутскую команду.

– Ты скаут? Здорово! Все лучше и лучше. Какого разряда?

– Орел.

Он засмеялся.

– Боже, Тоби, они съедят тебя с руками и ногами. Что-нибудь еще? Шахматы? Музыка?

– Я играю в школьной группе.

– Превосходно. На каком инструменте?

– На малом барабане.

– Ага, так, давай пока держаться твоих оценок, плавания и скаутинга.

Джеффри сказал, что пришлет мне список школ, куда можно подать документы вместе с адресами и сроками. Я должен буду набраться терпения, это не происходит быстро.

– Мне совсем не нравится то, что этот тип бьет тебя, – сказал Джеффри. – Ты сможешь продержаться еще немного?

Я сказал, что смогу.

– Я позвоню старику насчет этого. У него наверняка есть идеи. Мы вытащим тебя оттуда, так или иначе.

Он велел передать матери, что любит ее, и обещал, что будет продолжать писать. И еще он сказал, что ему по-настоящему понравился мой рассказ про волка.

Для матери наступили унылые времена. Во время кампании она каталась по долине, ездила на собрания и проводила время с людьми, которыми восхищалась. Она встречалась с Джоном Ф. Кеннеди. Теперь, когда выборы завершились, она должна была вернуться к работе официанткой. Воодушевление покинуло ее, но проблема простиралась еще дальше, за пределы тоски и усталости. Мать рассказала одному человеку, который работал с ней в кампании, что хочет уехать из Чинука, и он предложил, используя свои связи, помочь ей найти работу на Востоке.

Дуайт каким-то образом проведал об этом. Когда они ехали из Марблмаунта однажды вечером, он свернул на проселочную дорогу и отвез ее в уединенное место. Мать просила его вернуться, но он молчал. Он просто сидел, попивая виски. Когда бутылка опустела, он вытащил свой охотничий нож из-под сиденья и приставил к горлу матери. Он продержал ее там несколько часов с ножом у горла, заставляя вымаливать жизнь и обещать, что она никогда не оставит его. Если она покинет его, говорил он, он найдет и убьет ее. И не имеет значения, куда она уедет или как далеко ему потребуется ехать за ней, он убьет ее все равно. Она поверила.

Я понимал, что что-то случилось, но не знал, что именно. Мать ничего не рассказала. Она боялась, что я могу усугубить наше положение, если узнаю, и снова разозлить Дуайта. В действительности у нее не было денег, и ей некуда было ехать. В одиночку она могла бы удрать куда угодно. Со мной, требующим опеки, она считала это невозможным.

Когда я сказал, что разговаривал с Джеффри, ее глаза наполнились слезами. Это было необычно. Мы сидели за кухонным столом, где любили разговаривать, когда были одни в доме. С недавних пор Джеффри посылал письма и матери тоже. Но они не разговаривали с тех пор, как мы уехали из Юты. Мать хотела знать, какой у него голос, как у него дела и всякие другие вещи, которые я и не думал у него спрашивать. Мать становилась мрачной каждый раз, как мы говорили о Джеффри. Она боялась, что поступила неправильно, когда позволила ему жить с отцом, боялась, что он обернет против нее и это, и развод, и то, что она сошлась тогда с Роем.

Я упомянул об идее Джеффри по поводу Чоута, о возможности для меня получить стипендию – там или в какой-нибудь другой школе. Я боялся ее реакции. Думал, ее может ранить мое желание уехать. Но ей понравилась эта идея.

– Он правда считает, что у тебя есть шанс? – спросила она.

– Он сказал, что они съедят меня с руками и ногами, конец цитаты.

– Я не понимаю, почему он так думает.

– У меня хорошие оценки, – сказал я.

– Это правда. У тебя хорошие оценки. Какие еще школы он упоминал?

– Сант-Пол.

– Да у него большие планы на тебя.

– Дирфилд.

Она рассмеялась.

– Они узнают твою фамилию в любом случае. Я думаю, твой отец был единственным мальчиком, которого они когда-либо исключали.

Потом она добавила:

– Не переоценивай свои шансы.

– Джеффри сказал, что поговорит об этом с отцом. Может, у отца будут какие-то мысли на этот счет.

– Уверена, что у него будут.

Джеффри прислал названия и адреса школ, о которых говорил, а также еще трех, которые не упоминал – Хилл, Эндовер и Экзитер. Я пошел в школьную библиотеку и нашел их в книге Вэнса Пэкарда «Честолюбцы». В этой книге объяснялось, как увековечивают себя высшие сословия. Его основным мотивом написания книги было, судя по всему, стремление атаковать снобов и низвергать высший класс, выдавая их секреты. Но я не читал ее как социальную критику. Поиск своего статуса в мире казался мне естественным занятием. Все так делали. Люди, покупавшие эту книгу, определенно стремились именно к этому. Они обращались к ней с теми же целями, что и я, но не для того, чтобы осуждать классовые проблемы, а для того, чтобы решать их, меняя свой социальный статус.

Что бы ни имелось в виду, книга Пэкарда была прекрасным путеводителем для социальных карьеристов. Он перечислял места, где следует жить, и колледжи, где надо учиться, а также клубы, в которые стоит вступать, и веру, которую нужно принять. Он называл портных и магазины, где следует быть постоянным клиентом, и описывал с филигранной точностью способы, с помощью которых можно изменить свое происхождение. Носить голубой костюм из саржи на вечеринках яхт-клуба. Говорить «кушетка» вместо «диван», «нездоров» вместо «больной», «обеспеченный» вместо «богатый». Красить стены своего дома в яркие цвета. Смешивать имбирный эль с виски. Быть хорошим танцором. Он словно раскрывал одни ларцы внутри других, показывал круги внутри других кругов. Конечно, вы можете пойти в школу Лиги Плюща, но это само по себе не будет волшебством. «Смысл не в Гарварде, а в том, какой именно Гарвард». Он утверждал, что ключ к тому, Гарвард ли, Йель ли, Принстон ли кто-то посещает и в результате какую жизнь ведет впоследствии, – это подготовительная школа. «Гарвард, или Йель, или Принстон сами по себе недостаточны. Что действительно принимается во внимание, так это подготовительная школа…»